Чистая вода - Страница 33

Юн снова чувствовал себя нормально. Элизабет уехала на несколько дней, чтобы разобраться с их новой квартирой. Он проводил послеобеденные часы на крыльце: лежал там в спальном мешке, наблюдал, как сыплются с зеленоватого зимнего неба хлопья снега, и старался все забыть.

Его навестил троюродный брат, рыбак. Сказал, что во фьорд зашла треска, и просил Юна завтра пойти с ним в море, поставить сеть-перемет на десятку: одному человеку с десяткой тросов никак не управиться, здесь нужны как минимум двое.

Нет, в море Юну не хотелось.

Но тот настаивал и не отстал, пока не услышал «да», хотя Юн согласился не всерьез, а понарошку, лишь бы его оставили в покое.

Рыбак явился снова на другой день и долго удивлялся, что Юн не пришел утром на пристань, как договорились. Юн возмущался вместе с ним.

– Вот ведь, – бормотал он, качая головой. – А мы ведь договорились!

Что на это ответить? Гость ушел.

Заглянула Марта, пожаловалась, что Нильс не выходит из дому уже несколько недель, только сидит за столом и воет.

Юн отослал ее.

– Пусть повоет, старый черт, – сказал он себе после ее ухода. – У меня заботы поважнее.

Хуже стало, когда вернулась Элизабет, нервная и как никогда прежде не уверенная в своем решении: квартира оказалась удобной, место хорошим, город интересным, все замечательно… Но ведь и у них на острове неплохо – теперь она это увидела, ее даже немного тянуло домой, по ее собственному признанию. Так что сборы нужно ускорить. Действовать! И она хотела, чтобы брат тоже подключился. Ведь это и его касается…

Юн нехотя согласился, хотя, по его наблюдениям, она уже почти все упаковала сама, включая его вещи. Ему даже пришлось, пока он хозяйничал один, достать кое-что из коробок – чистые брюки и кухонную утварь для своей безыскусной, но обстоятельной стряпни.

Он испытывал ненависть к этому месту. Не Только к моткам колючей проволоки или ржавым остовам машин, но и к тому, что любил: к Нильсову камню у моря, к рябине в саду – на ней они с Лизой еще подростками вырезали сердце, и Юн каждый день смотрел на него. Здесь было некрасиво, никакого порядка, все вещи корявые и нелепые. И что делать?

16

Юн паковал вещи.

Процесс тяжелый и болезненный, противный ходу и природе вещей. Своими руками снять со стены фотографию «Дедушка отдыхает», висевшую на своем месте всю жизнь, вырвать ее из сплетения всех обстоятельств и запихнуть в коробку. Шкатулку, привезенную отцом из Малайзии; маленькое кашпо – мама любила его, много раз перекрашивала, чтобы добиться правильного цвета, и каждый год на Рождество украшала ватой, в которую сажала новогодних гномиков… Так камень за камнем возводился мавзолей над его жизнью. Это было невыносимо.

И Юн начал таскать из дома продукты: кофе, крекеры, консервы, маргарин и прочее. К списку, с которым Элизабет ежедневно посылала его в магазин, он докупал кое-что на свои деньги и, пока сестра была в школе, тайком прятал запасы в заброшенном погребе для картофеля. Он вытаскивал из ящиков и уже упакованных коробок то старую ветровку с меховым воротником, то варежки, о которых давно забыли, то шарф и другое ненужное старье и складывал добычу в моряцкий отцовский сидор. Когда он исчезнет, весь его гардероб и все ружья окажутся дома, на месте, и это обстоятельство заставит Элизабет понять, что Юн не просто пошел поохотиться в горах, она должна будет догадаться, что брат в отчаянии, не взяв ничего из одежды, ушел на Лангеванн, утопиться.

В день исполнения его плана случилось непредвиденное: фамилия Ханса оказалась вписанной в школьное расписание на следующий учебный год.

– Он опять меня предал, – сказала Элизабет, не подумав хотя бы стряхнуть снег с шубы, прежде чем вешать ее в шкаф. – Конечно, он не уволился.

Она злилась в основном на себя – с Ханса что взять, как будто она его не знала. Но теперь, видимо, она не собиралась на ночное свидание.

– Что ты будешь делать? – спросил Юн, думая только об одном.

– Не знаю. Что я могу сделать?

– Надави на него.

– Сил моих больше нет. Он не может уйти от детей – это я хорошо понимаю. Но почему он не бросит эту чертову медичку?

На глаза ей попался стеклянный медведь – приз, который когда-то получил Юн на соревнованиях по стрельбе. Продолжая причитать, Элизабет машинально сунула его в коробку со своими вещами.

– Это мой медведь, – автоматически сказал Юн.

– Твой?

– Я его выиграл.

Как он может сейчас думать о таких мелочах?

– Ты забыл, что подарил его мне?

За эти годы он передарил сестре все, что имел, включая ружья и пластинки, только она этим не дорожила… Юн отчаянно искал выход из положения.

– Юн! – внезапно произнесла она. – Ты ведь не наделаешь никаких глупостей?

Не в первый раз она поражала его своей интуицией, но сегодня у нее в голове был один Ханс – и опасение, как бы Юн не взялся мстить предателю. Успокоить ее оказалось легче легкого.

Юн оделся, вышел из дому, сказав, что сходит за молоком, оно кончилось, а сам пошел к северному берегу – довольно долгая прогулка. Он тянул время. План менять нельзя. Прогноз погоды идеальный: ни снегопада, ни ветра, температура около нуля, как и требуется, – глухая безлунная ночь.

Вернувшись домой, Юн сказал сестре, что случайно встретил Ханса.

– Он хочет увидеться с тобой сегодня ночью.

– Да что ты? – недоверчиво протянула она. – И где?

– На Муэне.

– На Муэне?

Элизабет не верила своим ушам.

– Он так тебе и сказал? Это же тайна!

Юну место их тайных свиданий было известно уже много лет. Как и расписание ночных дежурств жены Ханса.