Чистая вода - Страница 7

– Пожалейте меня! – захлебываясь слезами, прокричал он в темноту. – Пожалейте!

И стало легче.

Он закрыл окно, приглушил музыку и сел на стул, совершенно опустошенный.

– Псих я,– признался он самому себе и покосился на зеркало, сконфузившись.

Проверил, не хочет ли он женщину. Обычно после праздников у него всегда возникало разнузданное желание. Но нет – сегодня нет.

Юн улыбнулся.

4

В конце сентября, утром, в первый свой рабочий день Юн вышел из дому, отправляясь на озеро Лангеванн. Промозглый холод пробирал до костей. Солнце просвечивало сквозь дымку, как желток в яичнице. Ветра не было, на востоке лежало мертвое море. Первый снег белел, как плесень, в зазоре между горами и темно-синим небом и хрустел под ногами.

Когда Юн пришел, водолазы уже работали. Они стояли в воде, склонившись над концом черной пластиковой трубы, один со сварочным аппаратом, второй с разводным ключом и муфтой в руках. В гидрокостюме был только Пол.

На берегу гудел компрессор, из вагончика пахло свежим кофе, по траве были раскиданы инструменты и вещи, лежали бетонные грузила и муфты, громоздилась гора новых труб, чернело кострище. Юн вошел в воду и присел на борт лодки.

Крысястый заметил его первым.

– Ты? – удивился он.

Юн развел руками. Водолазы в недоумении переглянулись. Крысястый пошлепал к нему по воде, ключ у него в руке блестел, как оружие. Юн встал.

– Я пришел работать, – сказал он. – Трубы буду резать.

– Ничего ты не будешь делать. Глаза б мои тебя не видели. Марш домой!

Юн не тронулся с места.

– Я серьезно, – продолжал водолаз. – Пусть пришлют другого.

– Других нет. Только я.

– Что за чушь! На острове полно безработных парней.

Он раскраснелся от возбуждения. Вокруг глаза еще заметна была желтизна от синяка, да и отек над верхней губой не спал. Юн смиренно глядел в землю, лишь бы не испортить все дело.

– Это заговор, что ли? Я прошу помощника, а присылают кого – тебя?

Теперь и Пол вышел на берег. Они вдвоем отошли в сторону, переговорили, и обратно крысястый вернулся в менее воинственном расположении духа. Он вытер руки о тряпье и кивком указал на джип, стоявший на пригорке, где было посуше. Мол, пошли туда.

Водолаз нашарил в деревянном ящике ножовку и включил ее в удлинитель.

– Значит, Римстад прислал тебя, – пробубнил он, вручая Юну катушку удлинителя. Они протянули провод до штабеля старых труб из ПВХ, сваленных в русле ручья метрах в пятидесяти. – Именно тебя?

– Да. Меня Юн зовут.

– Ты, Юн, умеешь пользоваться такой электроножовкой?

– Да.

Водолаз пнул обрезок трубы, выравнивая его.

– Они режутся как масло. Трещины вырезай, вот так. Куски чтоб были по шесть метров. Вон та доска – ровно три, значит, мерка – две доски. Понял?

Он вкатил отрезанный кусок трубы на деревянный настил, обрезки отшвырнул к кустам. Потом Юн взял ножовку, тоже отрезал шесть метров и уложил на настил.

– Не нравится мне это, – задумчиво сказал водолаз. – Что-то с тобой не то.

– Что не то?

– Не знаю. Вонь от тебя. Чего тебе здесь надо?

– Поработать.

Водолазы переглянулись.

– Ну ладно, – спокойно сказал Георг. – Работай. А потом проваливай.

И пошел к товарищу, а Юн взялся за трубы. Они пролежали под водой десять лет и покрылись вонючей слизью и плесенью. Крошка летела во все стороны, сладковато пахло горелой пластмассой и смердело выгребной ямой, так что Юна даже вырвало пару раз.

Он привык работать в одиночку, но здесь все ему было противно. Поэтому он устраивал себе маленькие перерывы, забирался на горку и смотрел, что поделывают водолазы. Но они занимались все тем же, и ничего подозрительного в их поведении не наблюдалось. К середине дня терпение Юна лопнуло.

– Мне бы тоже хотелось научиться нырять, – произнес он, когда все вместе обедали у костра.

– Научись, – вяло ответил Пол. Рыжий, веснушчатый, с голубыми водянистыми глазами и тонкими белесыми усиками, он был выше своего товарища, сильнее и моложе. Юн не смог с ходу придумать ему подходящего зверя, но решил, что это должна быть какая-нибудь тварь с мелководья. – Хочешь в море погружаться, рыбу бить?

– Нет. Здесь буду нырять.

– Здесь?

– Да.

– Для какой радости? – спросил крысястый. –Здесь один ил. Ты ничего не увидишь.

– Наверно.

– Смысл ведь в том, чтоб увидеть что-нибудь?

– Ну да.

– Так чего тебе здесь на самом деле надо? Признавайся!

Признаться Юн не мог, но, к счастью, вмешался Пол и примирительно сообщил, что видел на почте объявление – в поселке открывается школа подводного плавания, как раз для Юна.

– Поешь, поплывешь с нами, – угрюмо распорядился Георг. – Нам надо накачать воздухом остаток старой трубы.

– Ладно.

– Ее нужно вытащить на берег.

Юн кивнул.

Узкое озеро вдавалось прямо в ущелье в изрезанных горах, с которых яркое солнце стерло сейчас все белые пятна. Эти горы выше тысячи метров, и, кроме Юна, никто, наверно, на вершину не забирался. А он уселся тогда верхом на самый высокий и крутой хребет над пропастью – слева и справа верная смерть, – чтоб доказать учителю и всему классу, что не боится. Хотя было страшно. В глубине гор ему чудились жизнь и движение. Три области лежали под ним, море кончалось, и начиналось небо, он дрожал от холода и возбуждения; он, крошечная частичка жизни, – выше облаков. И чем дольше он сидел, тем явственнее ощущал, что горы живые.

Юн не помнил, как спустился оттуда, и он ни разу ни с кем не заговаривал о том своем подвиге: не мог ни правды сказать, ни хоть наврать красиво. Наоборот, в минуту слабости он готов был усомниться, что взбирался на вершину. Но в его сознании горы образовали чудесный оазис, место, где он искал укрытия каждый раз, когда жизнь заставляла его размышлять над трудными вопросами. Там на вершине что-то произошло, говорил он сам себе, не вдаваясь в детали. Что-то произошло.