Чистая вода - Страница 39


К оглавлению

39

На третий вечер Германсен объявил, что игры кончились. Как раз завершился выпуск новостей по телевизору, горничной, перестилавшей постели, велели удалиться, а Юну – сидеть тихо: прекрати дергать себя за волосы, сколько ни нервничай, ничего не изменится.

– Посмотрим, что у нас получилось. Полицейский фокусничал все время, но теперь он повел себя просто несносно.

– Начнем с твоего свидетельства. Его можно истолковать двояко. Или водолазы убили Лизу, или совершили нечто – предположительно тоже связанное с ней, – что хотели бы скрыть.

– Что?

– Мы оба это знаем.

– Нет.

– Хорошо. Если тебе неприятно, пока это пропустим, ладно?

Юн чуть было не сказал «да».

– Ты ведь любил Лизу?

– Да.

– Зачем ты вчера сказал, что не помнишь дня рождения Элизабет?

– Я забыл.

– Забыл день рождения родной сестры? Ты сделал ей подарок на прошлое рождение.

– Надо же.

– Помнишь, что ты подарил?

– Я многое забываю.

– Откуда ты знаешь?

Вопросы сыпались в диктаторском темпе, и угнаться за собеседником Юну было трудно. Он думал изо всех сил, не находил ответа и в который раз говорил, что многое забывает.

Германсен поднес к его глазам бумагу. Юн увидел штамп муниципалитета на подписи Римстада, начальника Технического совета.

– Водолазы уже были здесь однажды, – сказал полицейский. – Их же фирма прокладывала и старый водопровод, двенадцать лет назад. И время от времени они присылали сюда работников с инспекцией. В частности, Георг по крайней мере один раз приезжал на остров для проверки и профилактики оборудования – по договору фирма отвечала за обслуживание, и чем дальше, тем больше хлопот доставлял ей ваш старый водопровод. Вероятно, при его сооружении тоже не обошлось без просчетов. Из-за этого, возможно, строители и были так настороженны. К тому же, как выяснилось, Георг и инженер Римстад не ладили между собой. Знаешь почему?

– Нет.

– Многого ты не знаешь о своих земляках, Юн!

Он не ответил.

– Лиза исчезла предположительно двадцать седьмого августа. А здесь вот написано, – и он выудил новую бумажку, – что было произведено «картографирование дна озера Лангеванн в целях прокладки нового водопровода». Георг с партнером выполняли эти работы между двадцать пятым и тридцатым августа. Это означает, что в тот момент на озере уже находилось все необходимое оборудование – и лодка тоже. За три недели до того, как ты увидел темное пятно в воде. То есть у них уже тогда была возможность утопить тело без лишних проблем.

– Да.

– Потому что без лодки этого не сделаешь.

– Нет.

– Утопить тело мог и кто-то другой, мало-мальски сведущий в водолазном деле, пока эти двое напивались в деревне – они ведь по выходным уходили в загул, верно?

– Да.

– Двадцать седьмого августа как раз была суббота (новые бумажки: календарь, план мероприятий молодежного клуба) – в клубе устраивали праздник, и оба водолаза были там.

– Да?

– А ты там был?

Юн не помнил и сказал:

– Вероятно.

Редкий праздник в округе обходился без его присутствия – где-нибудь неподалеку в лесу.

– Насколько мне удалось узнать, тебя там не было.

– Вот как.

– А Лиза как раз была. Несколько человек видели ее, причем в компании водолазов, с Георгом. Он, кстати, вообще пользуется славой бабника. Его не только Римстад, но и многие мужчины на острове недолюбливают. А тебе он нравится?

– Не знаю.

– Тебе не за что его любить?

Юн дернул себя за волосы и опустил глаза.

– Вроде нет.

– В тот вечер ты пил у Карла, помнишь? Ты был на взводе.

– Не помню.

– А он запомнил, потому что вы поругались: ты потребовал плату за то, что помогаешь ему искать в горах овец, хотя раньше никогда не просил. Дело дошло до потасовки, и он выгнал тебя.

Юн улыбнулся.

– Перестань улыбаться! Тебе от этого пропойцы так же мало проку, как и мне.

Тишина.

А потом началась настоящая бомбардировка вещественными доказательствами: отчет водолазов; опись снаряжения и путевые листы – подтверждение недостачи компрессора; карты и чертежи с тремя вариантами прокладки трассы и сметами; журнал учета больничных листов; протокол вскрытия; билеты на самолет и паром; выписки с метеостанции о погоде (по дням); несколько личных вещей Юна, рисунки, какие-то письма – он их едва помнил; рождественская открытка, характеристика из школы, рецепты на лекарства (значит, обыскали дом: где же была в это время Элизабет?); вырезки из газет, расписание автобусов, фотографии, заключение сотрудников принудительного психиатрического патронажа, следивших за ним в переходном возрасте (по просьбе Элизабет), когда ему не разрешили хранить оружие и он разнес в щепы весь дом… Безжалостный и бесконечный документальный эпос. Полицейский вбивал вешку за вешкой – человека, событие, дату, время – на строго отведенные именно им места в мозаике островной жизни и называл это правдой, голой правдой.

Юн впал в ступор. Такой правды он не понимал. Но старался, насколько мог – реагировал, отвечал. «Все сложнее, чем оно кажется», – звенело у него в ушах. Это состояние напоминало ему головокружение высоко в горах, когда облака внизу вдруг расступаются и ты с фотографической четкостью видишь каменную осыпь, обрывающуюся в пропасть на том самом месте, где только что спокойно и безмятежно стоял. И когда Юн совсем осоловел и его повело, он покорно отключился и с облегчением перенесся в мыслях на остров, к мерцающим образам лета с живой Лизой.

Германсен налил ему черного кофе. Была уже глубокая ночь.

39