Чистая вода - Страница 16

Возле гостиницы он заметил знакомую спину: Ханс вышел из вестибюля и скрылся за портовыми складами. Юн припустил следом и нагнал его у причала, где учитель читал газету, прячась под стеной.

– Рейсовый не ходит, – сказал он, увидев Юна, и выругался. – Ты собирался домой?

– Угу.

– Выглядишь неважно. В город приехал?

Ну да, он приехал в город.

– Удивительно, от чего зависит линия человеческой судьбы. Одна буря – и все меняется в мгновение ока…

И пока учитель желчно рассуждал о непогоде, Юн смотрел на него и думал, что вот так его сестра представляет себе красавца мужчину. Идеально правильные усики, высокий, четко очерченный лоб с маленькими ямками на висках, голубые глаза философа и нос, расположенный настолько точно в центре, что это уже чрезмерное совершенство. Никому никогда не придет в голову посмеяться над ним, каких бы глупостей или ошибок он ни натворил – у него счастливый билет до конца жизни. Юн подумал, что, если бы ему суждено было стать убийцей, он наверняка прикончил бы такого вот хлыща.

– Почему ты не разведешься, – вмешался он в разглагольствования учителя, – и не женишься на Элизабет?

Ханс вытаращил глаза, словно на него вылили ушат воды.

– Что ты там бормочешь? Это Элизабет подослала тебя?

– Нет, я сам.

– Думаю, да. У тебя слишком много фантазий, мальчик мой. Кто-кто, а я это на себе ощутил.

– Хорошо, что ты меня больше не учишь, – хихикнул Юн.

– Да уж, слава богу. Так ты хочешь быть моим шурином?

– Нет. Но тогда она не уедет. Я уезжать не хочу. Учитель посмотрел на него долгим грустным взглядом.

Шторм бушевал по всей ширине пролива между островом и материком, море пульсирующей струей било в проем в моле. На причал выехал погрузчик, подцепил своими зубьями палету с упаковками молока, которую должны были погрузить на рейсовый корабль, и повез ее к паромной переправе.

– Да, – сказал учитель, – мне ли тебя не понять… Кому же хочется потерять все, что у него есть? Это и меня касается, как ты, надеюсь, понимаешь.

– Нет, не понимаю.

– Ну вот и радуйся.

– Чему? Она согласна выйти за тебя?

– Можно подумать, уедет она или останется, зависит от того, поженимся ли мы.

«Что за чушь он несет?» – оторопел Юн. Он стоял оглоушенный, а Ханс многословно объяснял, что проблема переезда не связана с ним.

– Это всего лишь предлог, и она пользуется им, чтобы… э-э… надавить на меня.

– Ты хочешь сказать, она все равно никуда не поедет?

– Этого я не знаю.

– Тогда что означают твои слова?

Ханс устало взглянул на причал: погрузчик ехал в обратную сторону, от парома к рейсовому кораблю.

– Похоже, паром еще ходит, – сказал он. – Можешь на нем вернуться.

Учитель криво улыбнулся.

– Элизабет не хочет больше жить на острове, – произнес он. – Она рвется уехать и хочет взять меня с собой. Поженимся мы или нет – это никак на ее решение не повлияет. Не исключено, что… – Он не договорил.

– Лучше будет, если вы не поженитесь? – кротко спросил Юн с надеждой. Но Ханс, видно, хотел сказать что-то другое. А теперь пошел прочь с видом глубоко удрученным.

– Сделай милость, – бросил он через плечо, – перестань думать. Тебе этого все равно никогда не понять.

Но Юн сказал еще не все.

– Ты куда? – закричал он. – А домой не едешь? Ханс уходил все дальше.

– Я привез в госпиталь мальчика, он сломал руку на школьном дворе. Родители не смогут сюда добраться, так что придется мне остаться с ним. Кланяйся Элизабет.

Юн, шатаясь под порывами ветра, побрел за погрузчиком к переправе, поднялся на борт парома. Нет, ни одна осязаемая сила пока еще не начала разрушать его дом, лишь обычная ползучая эрозия. Она объедает плодородную землю вокруг корней деревьев, днем и ночью швыряет в их кроны мокрый песок и бьет беспощадным ветром, и ей не важно, сидит ли Юн тихо или борется.

На пароме тоже был игровой автомат. Пока плыли, Юн выиграл пятьдесят две кроны. Он сошел на берег с полными карманами монет и сел в ожидавший автобус. Столько он еще никогда не выигрывал и счел это хорошим знаком.

8

Штормило непривычно долго, три дня. Буря стихла так же внезапно, как и началась, и тем же утром в серых рассветных сумерках Юн вышел из дому и по дороге, которой несколько недель ежедневно ходил на работу, зашагал через болота.

На озере Лангеванн волны вырыли глубокую канаву вдоль кромки прибоя.

Повсюду валялись куски вывороченного дерна, на вереске висели хлопья желтоватой пены, а штабель нарезанных Юном труб превратился в бесформенную кучу. Было ясно и холодно, у самого горизонта желтела бляха солнца.

Трое мужчин сидели у костра. Георг заметил Юна с опозданием и повел себя так же хамски, как при первом знакомстве.

– Чего тебе здесь надо? – закричал он.

Но теперь Юн хорошо знал его и понимал, что водолазу действует на нервы не он, а ненастье. Поэтому он невозмутимо открыл сумку и принялся натягивать на себя непромокаемые брюки.

– По твоей милости мы потеряли несколько дней, – сказал Георг, тем не менее протягивая ему чашку кофе.

– Вам не до того было.

Что правда, то правда: шторм доставил им хлопот. Лодку пришлось оттащить высоко в лес, а вагончик стянуть веревками, чтобы устоял.

Кроме того, они набили камнями новую трубу и спрятали ее в воде, так что до обеда ее сначала вытягивали из озера, а потом прилаживали к резервуару, построенному у воды. Затем все присоединили к водопроводу, который летом проложили сюда строительные рабочие, и только во второй половине дня Георг и Юн поплыли, наконец, на другую сторону озера.